«Когда король уезжал, пишет участник похода, Амбруаз, многие провожали его со слезами нежности и молились за него, вспоминая его мужество, его доблесть, великодушие, и говорили: «Сирия остается беспомощной». Король, все еще больной, простился с ними, вошел в море и открыл паруса ветру. Он плыл ночь при звездах. А утром, когда занялась заря, обернулся и сказал: «О, Сирия, вручаю тебя Богу! Если бы дал Он мне силы и время тебе помочь». 

   Перед ним лежали земли враждебного ему императора Священной Римской империи. Переодевшись и отпустив бороду, взяв только двух оруженосцев, Ричард поскакал на север. После трех дней пути, неподалеку от Вены, запасы у них кончились. Одного из рыцарей, знавшего немецкий, отправили в город, за продуктами, и арабские золотые, которыми он расплатился, сразу вызвали подозрение. К нему стали приглядываться, увидели перчатки с изображением львов, которые дал ему король, дело было уже в декабре, и, в итоге, решили показать его герцогу Леопольду – заклятому врагу Ричарда, обиженному им в Палестине. Тот, почуяв добычу, под страхом пыток, повелел оруженосцу отвести себя к своему сюзерену, и Ричард попал в плен.

 

   Сын человеческий, подними плач о князьях Израиля и скажи: что за львица мать твоя? Расположилась среди львов, между молодыми львами растила львят своих. И вскормила одного из львят своих. И, сделавшись молодым львом, он стал ходить между львами и научился ловить добычу, ел людей и осквернял вдов их и города их опустошал; и опустела земля и все селения ее от рыкания его. Тогда восстали на него народы из окрестных областей и раскинули на него сеть свою; он пойман был в яму их. И посадили его в клетку на цепи и отвели его к царю Вавилонскому; отвели его в крепость, чтобы не слышен уже был голос его на горах Израилевых. Это плачевная песнь, и останется для плача.

Книга пророка Иезекииля

 

Лев – символ колена Иудина; так Библия объясняет причины, по которым Божий народ утратил Иерусалим и оказался в чуждой империи. Ричард вел свою родословную от царя Давида (и потому ещё, видимо, в его руках меч, случалось, уступал место псалтири). Он был столь же храбр, и решителен и как Давид, проливая кровь Божьих врагов, верил, что исполняет Господню волю, так и король, узнав, что Саладин разбил крестоносцев и захватил Крест Господень, ринулся в бой, напрямую отнеся к себе слова из Священного Писания.

 

  И поднимет Господь знамя народам дальним, и даст знак живущему на краю земли, – и вот, он легко и скоро придет; не будет у него ни усталого, ни изнемогающего; ни один не задремлет и не заснет, и не снимется пояс с чресл его, и не разорвется ремень у обуви его; стрелы его заострены, и все луки его натянуты; копыта коней его подобны кремню, и колеса его – как вихрь; рев его – как рев львицы; и заревет, и схватит добычу и унесет, и никто не отнимет.

Книга пророка Исаии

 

  Его доблестью благородством восхищались даже арабские летописцы, и сам Саладин сказал, что «если суждено его земле быть завоеванной, он охотнее всего увидел бы ее в руках Ричарда». «И всем был бы он хорош, пишет один современный ему герольд, если б больше полагался на Бога, а не на себя. У Ричарда не было ни капли смирения». Поэтому он и ошибся, думая, что Господь прогневался на противников христиан. А Господь воспитывает и бьёт, в первую очередь, Своих людей – тех, кого больше любит...

 

 Когда английские паломники, из тех, что провожали короля, пришли домой, они не застали там Ричарда. Никто не знал, куда он пропал. И вот тогда, по легенде, один известный менестрель, Блондель (вообще-то, он звался Жаном де Несле и был лордом, ходившим в III крестовый поход, но больше любил свой литературный псевдоним – Блондин), решил без огласки объехать все европейские замки, какие только могли попасться его королю. А чтобы без ошибки определить тот, в котором держат Ричарда, он напевал сирвенту, сочиненную ими вместе Палестине и известную только им одним. 

   Наверное, это был плач по Иерусалиму. «Каждый вечер, пишет Абмруаз, когда войско становилось лагерем у его стен, выходил человек, который кричал: "Святой Гроб! Помоги нам", и все кричали вслед за ним и поднимали руки к небу и плакали». Но взять город можно было только для того, чтобы тут же снова его отдать. Сил удержать его не было. В Яффе, куда отступили крестоносцы, король заболел, дух рыцарей пал, и он в сердцах, в щепки разнеся посох, который был у него в руке, воскликнул: «Господи! Не по малодушию войска моего – Ты не хочешь этой победы, а не Твой несчастный жалкий король Ричард, который весь тут».   

   С этой вот скорбью, под видом трубадура, Блондель и добрался до Нижней Австрии и там, возле одной из башен крепости Дюрнштайн, услышал, как его песнь подхватил второй голос, и это был голос Львиного Сердца.

 

Нет никого, из тех, кто был в плену,

Кто мог бы изъяснить свою беду

Искусно, будто он не терпит боли.

Но, чтоб утешиться, он может песнь сложить...

Тем, кеми я любим, кого люблю,

Я посвящаю эту песнь свою:

Она – оружие мое, мой меч в бою – 

И я сражаюсь. Не скорблю. Пою,

Хоть, как злодей какой, томлюсь я в узах...

Ричард I Львиное Сердце

 

Мама Ричарда, Элеонора Аквитанская, королева Франции, королева Англии, была одной из самых влиятельных, богатых и прекрасных дам эпохи – лучшие трубадуры обитали при ее дворе и называли ее без лести «Золотой орлицей». Любовью к стихам, да и «львиным» сердцем, Ричард был обязан ей, потому своё тюремное воздыхание он пишет для женского голоса. Кроме того, Элеонора, проиграв в междоусобной войне собственному мужу, 15 лет, до его смерти, пока Ричард не стал королем, провела в заточении. 

 

Напрасно помощи ищу, темницей скрытый, 

Друзьями я богат, но их рука закрыта, 

И без ответа жалобу свою Пою... 

Как сон, проходят дни. Уходят в вечность годы... 

Но разве некогда, во дни былой свободы, 

Повсюду, где к войне лишь кликнуть клич могу, 

В Анжу, Нормандии, на готском берегу, 

Могли ли вы найти смиренного вассала, 

Кому б моя рука в защите отказала? 

А я покинут!.. В мрачной тесноте тюрьмы 

Я видел, как прошли две грустные зимы, 

Моля о помощи друзей, темницей скрытый... 

Друзьями я богат, но их рука закрыта, 

И без ответа жалобу свою Пою...

 

   Песнь Ричарда полна обиды – ему теперь вдвойне трудно «изъяснить свою беду», когда место его томления уже открыто, а помощи всё нет; и он ещё не совсем понимает, за что всё это на его голову; но постепенно, сквозь жалобы, в ней проступают черты Христовой Притчи о Прощении.

 

   Выйдя же, раб же тот, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен. Товарищ его, пав к ногам его, молил, говоря: потерпи на мне, и всё воздам тебе! Он же не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга. Евангелие от Матфея

 

   Глава Германии и Священной Римской империи, Генрих VI, перекупил Ричарда у Леопольда, сказав, что: «не дело королю быть в плену у герцога». И назначил цену за его освобождение в три раза выше, чем дал сам – 150.000 серебряных марок, то есть 34 тонны серебра, две трети из которых Англия должна была выплатить вперед. Ричарда привезли на сейм. Генрих посыпал обвинениями: убийство Конрада, козни против Филиппа, унижение Леопольда. Ричард на все отвечал: «Увлеченный страстью, я мог грешить, но совесть моя не запятнана преступлением». 

   Он держался с таким достоинством, что все немецкие князья встали на его сторону. Сам император прекратил обвинения, заключил короля в объятия и предложил ему время до предоставления откупа провести в замке. В замке Ричарду пришлось посидеть и в кандалах. Но, по большей части, обращались с ним уважительно - честно, как он писал матери. Элеонора и начала собирать серебро по всей стране, приведя в ужас принца Джона и Филиппа, которые, сбросившись, посулили 80000 марок за то, чтобы Ричард остался в тюрьме. 

   Взвешивая все плюсы и минусы этой сделки, Генрих стал оттягивать освобождение, тогда Элеонора написала гневное письмо Папе: «Короли и князья земли сговорились против моего сына. Далеко от Господа он под стражей и в цепях, в то время, как другие опустошают его земли... И хотя все это длится и длится, меч святого Петра коснеет в ножнах». 

 

  По счастью, Папа вспомнил о том, что Ричард крестоносец, что его взяли, когда он возвращался из Святой Земли, и, вняв мольбам матери, пригрозил императору отлучением, если он не отпустит короля в срок. Генрих послушался. Теперь очередь была за Ричардом. Вернувшись в Англию, он первым делом отправился к усыпальнице Томаса Бекета, бывшего канцлера его отца Генриха II, ставшего Архиепископом Кентерберийским и принявшего мученическую смерть у алтаря своего кафедрального собора от рук убийц, подосланных самим же Генрихом. Испросив у святого прощения за грех своего родителя, Ричард, на Пасху совершил повторное венчание на царство, словно говоря, что теперь он будет править по-новому. Виновных в измене король больше прощал. Простил и Джона: «Не бойтесь, сказал он, бросившемуся на колени брату, Вы еще дитя. Вас скверно охраняли. Вставайте, и пошли ужинать».

   Кого Ричард не мог простить, так это своего французского коллегу. Такое продолжительное чувство ненависти было для него самого столь необычно, что он решил отказаться от причастия, справедливо считая, что ненавидя кого-то, не имеет права принимать Святые Дары. 

   Война продлилась пять лет. Ричард отвоевал все свои земли. Теперь уже Филипп обратился за помощью к Папе, и тот выслал легата с просьбой о мире: «Вспомните, какой грех совершаете вы этой войной, – в ней гибель Святой Земли». "Если бы оставили в покое мою землю, мне не нужно было бы возвращаться, и вся Сирия была бы очищена", так ответил король Англии, но в сердце Родину Христа он любил не меньше своей. Он уступил Филиппу несколько замков, и, обязав жениться на своей племяннице, заключил мир. 

 

Филипп, король большой страны,

Не вел в ответ на оскорбленья

Войны кровавой, полной мщенья;

Да, в этом мало поученья!

Потом бы отдыха вкусил!

Коль юный битв не полюбил,

Он будет слаб, он будет хил!

Но увещанья не нужны

Для "Да и Нет", они напрасны;

Не любит мира воин страстный,

На подвиг трудный и опасный

Идет, не медля, он всегда;

И нет опасности, труда,

Чтоб он не шел сейчас туда.

Король французский - друг покоя,

Совсем как добрый капеллан,

А "Да и Нет" - тот жаждет боя,

Как смелой банды атаман.

Бертран де Борн

 

 При дворе королевы Элеоноры, Бертран де Борн был королем трубадуров; как поэт Ричард смотрел на него снизу вверх, и тот позволял себе называть его детским прозвищем "Да и нет", которое вовсе не означало непостоянство – но пылкость сердца, Ричарда легко было увлечь. 

   Из песни Борна видно, какая пропасть с юности разделяла двух королей; и Филипп завидовал собрату. Тот был творцом собственной жизни, народ с 20 лет слагал о Ричарде легенды и называл Львом, а о нем говорили: «Филипп Кривой». В Палестине они храбро бились плечом к плечу под стенами Акры, но когда она пала, все воспевали Ричарда. И тогда он не выдержал: объявив, что Святая Земля наносит вред его здоровью, вернулся домой, уведя с собой немалую часть своей армии. По дороге он ещё и клеветал на Ричарда, говоря, что тот пытался его отравить, и в качестве доказательства предъявлял рано облысевшую голову. Филипп же заявлял, что Иерусалимский король Конрад был убит по приказу английского – раз место досталось племяннику Ричарда. 

  Словом, простить всё это, действительно, было трудно, но Ричард смог себя заставить думать о своих грехах. Во время войны с Францией он принес публичное покаяние. Перед народом он исповедовался в таких поступках, какие тяжело открывать Богу и наедине. И каялся он «с таким смирением и сокрушением сердца, писал очевидец, что нельзя было не поверить, что это есть дело Того, Кто взирает на землю, и она содрогается». 

 

   Еще в день своего освобождения, 4 февраля 1194 года, Ричард отправил гонца в Сирию, обещая, что «как только Бог даст ему отомстить за обиды и утвердить мир, он явится на помощь Святой Земле». Теперь ничто не мешало сдержать слово, не считая отсутствия средств. Король вспомнил об одном непокорном вассале, который утаивал половину сокровищ его отца, и осадил замок, в котором, как он полагал, прячут деньги. 

   Когда он обходил крепость, отыскивая место для штурма, арбалетчик по имени Бертран пустил стрелу и попал королю в руку. Король поздравил его с метким выстрелом и пошел в атаку. Рану он не принял всерьёз. В Палестине ему случалось выходить из боя утыканным стрелами так, что его сравнивали с подушечкой для иголок. Но, когда извлекали эту стрелу, остриё осталось в теле. Началось заражение. Ричард послал за матерью, и Элеонора приехала так быстро, что успела побыть с  ним при последних часах. Он исповедался, пособоровался, но к Причастию приступить так и не дерзнул, считая себя недостойным. Он со слезами просил Господа оставить его до конца света в чистилище, в наказание свои за великие и страшные грехи. Последнее, что он сделал: велел привести арбалетчика Бертрана: «Какое зло я тебе причинил? – Ты убил своей рукой моего отца и двух братьев. Я перенесу все пытки, какие ни придумаешь – раз умираешь ты, принесший столько зла!» Выслушав это, царь Ричард приказал дать своему убийце королевский кошелек и отпустить. 

 

Невосполнима эта потеря. Невыносимая боль:

Слезы так душат, нет, никогда не избыть эту скорбь,

Как мне поведать словами иль в песню облечь

То, что хотелось бы мне навеки сберечь?

Умер король. И такой, что за прошлых тысячу лет.

Мужа, сравнимого с ним невозможно найти

Храбрость, щедрость, учтивость и благородство его,

Думаю, и в грядущих веках не превзойти.

Мы же помолимся Богу, да примет слугу Своего,

И на ревность его да призрит. И слезы утрет.

А прегрешенья прости ему, Боже, и король да войдет

В Царство Твое, о Господи, ибо Ты Тот

Истинный Бог и Человек. Который умеет прощать!

 

Плач, написанный трубадуром Ансельмом на следующий день после смерти короля Ричарда I, Львиное Сердце