Автор: Дмитрий Менделеев. Режиссёр: Ольга Жукова

Сценарист: Всеволод Константинов. Оператор: Виктор Бормотов 

Текст читает Всеволод Кузнецов. Студия Неофит 18.02.2017

"Предлагаемая публике пиеса Дело, пишет он, не есть, как некогда говорилось, плод досуга, ниже поделка литературного ремесла, а есть в полной действитель- ности сущее, из самой реальнейшей жизни с кровью вырванное дело". 

   9 ноября 1850 года возле Ваганьковского кладбища был найден труп женщины с перерезанным горлом. Убийца оставил серьги с бриллиантами, кольца; убитой оказалась мадемуазель Деманш, любовница аристократа, красавца и весельчака, математика, философа, кончившего после Московского университеты Германии - Сухово-Кобылина. Они познакомились в Париже - девушка жаловалась, что не может найти работу модистки, и он пригласил её в Россию. Снял ей квартиру на Тверской, дал слуг и деньги на бакалейную лавку. Но коммерческие дела её шли неважно и, в конце концов, она перешла на полное его содержание. Через 8 лет француженка ему наскучила, у него появилась новая спутница, а Луизу Деманш нашли мёртвой. 

 

"С вас хотят взять взятку - дайте; последствия вашего отказа могут быть жестоки. Вы хо рошо не знаете ни этой взятки, ни как её берут; так позвольте, я это вам поясню. Взятка взятке розь: есть сельская, так с-ть, пастушеская взятка; берется она преимущественно произведениями природы и по стольку-то с рыла; - это еще не взятка. Бывает промыш- ленная; берется с барыша, подряда, наследства, словом, приобретения, основана она на аксиоме: возлюби ближнего твоего, как и самого себя; приобрел - так поделись. Ну и это еще не взятка. Но бывает уголовная или капканная взятка, - она берется до истощения, догола! Производится она по началам и теории Стеньки Разина и Соловья Разбойника; совершается под сению и тению дремучего леса законов, помощию и средством волчьих ям и удилищ правосудия. В эти-то ямы попадают без различия пола, возраста и звания, ума и неразумия, старый и малый, богатый и сирый... Такую капканную взятку хотят теперь взять с вас. Откупитесь! Ради Бога, откупитесь!" Сухово-Кобылин «Дело» 

 

Полиция сразу пришла к нему с обыском и обнаружила пятна крови во флигеле. После выяснилось, что повар забивал там птицу; и алиби у Алексенда Василича было, но следователей интересовало не это: чрез родственников ему намекнули, что вопрос можно уладить за 30 000 рублей. Он пришел в ярость: я невиновен и не намерен платить! Ни древний род, ни положение не спасли его от унижений - заперли с пьяницами и ворами; один из допросов длился 11 часов; но не выбили признания. Тогда явился сам обер-полицмейстер и по-французски объяснил, что если он не сознается, пострадает вся его семья. 

 

"Самый дом мой, из которого я и все служители были взяты и в котором жили семейство моё и мать, был окружён надзором полиции, следившей за всеми выходившими и приез жавшими. Впрочем, их было немного: семью опалённую подозрением в смертоубийстве, оставили все... Имя наше терзал весь город. Этого мало - с минуты моего заключения в секрете, распущен был слух, что я сознался в убийстве, плАчу и прошу милости Судей". Из письма Сухово-Кобылина государю. 

 

Отчаянное письмо о восстановлении доброго имени Алексан Васильич написал через несколько месяцев после освобождения из-под стражи, когда слуги Луизы сознались, что убили свою хозяйку за то, что была она злой, капризной, и много дворовых людей от нее пострадало. Не верь, она была доброй, сказал он сестре. 

 

"Я не такой представлял свою жизнь, но готов её принять как искупление за возможные вины перед моей несчастной подругой. Я твердо убежден, что моя потеря огромна, что я никогда не найду привязанности, которая могла б сравниться с этой. Лишь раз в жизни можно быть так любимым. Вся юность прошла, чтобы вызвать и укрепить эту любовь. Я знал это, я был в этом слишком уверен. Вот почему я позволял себе несправедливость быть к ней небрежным. Только потеряв всё, я узнаю и свои ошибки, и величину потери". 

 

«Этот суровый человек рыдал как ребенок, писал один из навещавших его в те дни, и с таким выражением горя и любви, что невозможно было заподозрить его искренность». Однако, несмотря на признания слуг, многие продолжали считать виновным его, а другие - его возлюбленную, Надежду Нарышкину: её спешный отъезд во Францию подлил масла... На самом деле, она бежала от ещё большего скандала, чтобы вдали от света родить ему дочь, которую он назовёт... Луизой. 

   Нарышкина в Россию не вернулась, стала женой Александра Дюма-сына, а он не мог выехать увидеть дочь, потому что снова стал подозреваемым. Год спустя слуги отказались от своих показаний, заявив, что их выбили силой и подкупом - хозяин-де сулил защиту, если они возьмут вину на себя. Следствие продолжили, он по-прежнему отказывался дать взятку и через три года после убийства снова попал в кутузку. «Каким образом мог писать комедии, состоя под убийственным обвинением, я не знаю, но знаю, что написал Кречинского в тюрьме». 

 

"Не то, не туда провалил; эка дьявольщина! Надо такое письмо написать, чтоб у мертвой жилки дрогнули, чтобы страсть была. Ведь страсть вызывает страсть. Ах, страсть! Где она? Моя страсть, моя любовь; в истопленной печи дров ищу. А надо, непременно надо. Вот работка: даже пот прошиб. Мой тихий ангел, милый, милый сердцу уголок семьи... нежное созвездие... черт знает, какого вздору! черт в ступе... сапоги всмятку, и так далее". 

 

«Язык этой пьесы очень груб, и хотя автор по замечаниям смягчил самые резкие места, но тем не менее всё сочинение несёт печать простонародности...» Цензор битый год не пропускал «Свадьбу» и один раз на глазах у А. Вас. даже поставил на рукописи красный крест. К счастью, перед вторым арестом он успел передать водевиль Малому театру, и Щепкин с Садовским уже вовсю репетировали, пока он шлифовал народный язык в обществе шулеров и жуликов. Возможно, актёры и смогли повлиять на Третье отделение. Гриф "Позволяется" ставил сам Дубельт. 

   Утром отправился на репетицию. Садовский-Расплюев и Щепкин-Муромский превос- ходны. Странное ощущение производит первая репетиция на автора - это его роды. Его дитя ожило, взглянуло на свет и дало первый крик. Щепк-н во внутреннем восхищении расцеловал меня. Жизнь начинаю понимать иначе. Труд, труд и труд! Возобновляющий, освежительный труд. Среди природы, под её утренним дыханием. Совершился перелом странным переломом. Мое заключение - жестокое, потому что безвинное - ведёт меня на другой путь, и потому - благодатное. Из дневника Сухово-Кобылина 

 

"Успех Свадьбы был заложен, Ревизором, ведь Кречинский - это Хлестаков, чёрт, антихрист. Неужели в самом деле не видно из самой роли, что такое Хлестаков? писал Николай Васильич. Сухово-Кобылин начал-то свою комедию в год смерти Гоголя: когда Тургенева, за некролог, месяц продержали на съезжей, и сослали в деревню, это была его дань памяти почившему, друг Гоголя, профессор Погодин был домашним учителем Елизаветы Сухово-Кобылиной - старшей сестры. Лиза поделилась с Лидочкой Муромской деталями биографии, силой, красотой души". 

 

- Стой! Держи! Моих 6000 за стекло выдано, за фальшивую булавку! Подлог! В тюрьму его, в тюрьму! - Милостивый государь! оставьте его! Вот булавка, которая должна быть в залоге: возьмите её... это была ошибка! - А? что, сударыня? Она! а? Господи! девушка- то! доброта-то небесная! ангельская кротость...- А ведь это хорошо! Опять женщина! 

 

Однажды он все-таки дал сенатскому чиновнику взятку - десять тысяч в виде билета опекунского совета. Сановник принял её, как принимает доктор гонорар, в карман, и уверил в благоприятном исходе дела. Однако Александр Васильевич сам пожелал удостовериться. Нашел в деле доклад чиновника, где тот не только не помогал ему, а наоборот топил. Вспылив, он ворвался в кабинет: Я крикну на весь департамент, что дал вам взятку, она у вас в кармане, у меня записан номер билета, вас обыщут! Сановник вынул из кармана сложенный билет и проглотил! 

   Весь процесс был попыткой сломить его, придумывались новые унижения; его заставили пройти процедуру публичного покаяния за прелюбодейную связь с Д. в храме, стоящем всего в трехстах метров от дома, где Луиза жила и была убита. 7 лет длилось дело, за неимением доказательств оправдали всех подозреваемых. А завершилась эта история тем, что бумага с решением Госсовета была затеряна «писцом в пьяном виде вместе с парою сапог», в пыли департамента юстиции... 

 

- Ах, Сидорыч, как у меня сердце-то ноет. - Как ему и не ныть, матушка. Было на землю нашу 3 нашествия - набегали Татары, находил Француз, а теперь чиновники облегли; а земля наша что? и смотреть жалостно: проболела до костей, прогнила насквозь, прода на в судах, пропита в кабаках, и лежит она на большой степи неумытая, рогожей укры- тая, с перепою слабая. - Правда твоя. Я так иногда думаю: всего бы лучше мне умереть; всё бы и кончилось - и силки бы эти развязались. - Что вы это, матушка. Бога гневите. Посылает Бог напасть, посылает силу, посылает и терпение. 

 

Как Муромский, отец Сухово-Кобылин был герой 12 года. Он не хотел выдавать Лизу за влюблённого в неё и ответно любимого учителя Надеждина; потому что профессор был всего лишь поповичем; и женил на благородном французе, а тот укатил в свой Париж и оставил её с тремя детьми соломенной вдовой. 

 

- Я бы только хотела одного: чтоб и он приехал, чтоб и он заплакал. Ведь он любил меня по-своему..., нет! не любил он меня. Почему бы ему не прийти да не сказать, что вот ему деньги нужны! Боже мой - деньги! Когда я ему всю себя отдавала... и так рада была, что отдавала... Вот надеюсь, что у меня чахотка - а всё пустое, никакой чахотки нет; а как бы хорошо мне умереть, я б сказала ему: вот моими страданиями, этой кровью, которая четыре года идет из раненой груди, я искупила все, что сделано. И потому что искупила - благословляю вас... Я бы сказала ему еще раз: Ты, Мишель, прости... Видишь, в такой дали, какую я себе и представить не могу, я буду о твоем сердце... молиться... 

 

Елизавета Васильна Салиас-де-Турнемир стала хозяйкой литературного салона, редактировала Русский вестник, печаталась сама под псевдонимом Евгения Тур. Образ Кречинского собран из некоего Крысинского, выдававшего себя за графа, и ещё какого-то франта из столичной златой молодёжи. в продолжении Свадьбы - в пьесе Дело - он только письма пишет, взятку дать уговаривает, а ему на смену приходит матёрый антихрист с именем разбойника, которого выпустили вместо Христа, Варравин; и мелкий бес Тарелкин: в него добрые христиане плюют как в дьявола в Таинстве крещении. 

 

- Будьте милостивы, выкупите меня разочек; не морите измором, ради Бога! Ведь меня на улицах, как зайца, травят... - Кто вас травит? - Кто? Кредиторы. Вы как думаете - я кругом должен, я и дворнику, и ему должен. Как только сунусь на улицу - пырь мне в глаза - кто? - Кредитор. Я уж куда попало; в переулок, так в переулок, в магазин, в лавку, раз в полпивн Так верите ли Богу, намедни силою ворвался. Слышу - ломятся, а у меня этак трюмо, - ну я, делать нечего, залез туда, скорчился и сижу... Так что же: поискал он меня да подметил, видно, как харкнет за трюмо-то - прямо мне в рожу! - Ну! - Ну и плюнул. - Ха! что возьмешь-то? Ну, это - конечно, я с этим согласен, а почтение всё-таки окажи... - Да! А почтение ты мне, подлец, все-таки окажи... 

 

Третью пьесу трилогии, "Смерть Тарелкина", он начал при окончании процесса и, то откладывая, то возвращаясь, писал её 12 лет. За эти годы он потерял двух жен, француженку и англичанку. Обе заболели и умерли в России: перемена климата. «Частота смертей в моей жизни превысила допустимые пределы» - из дневника. Больше о женитьбе он не помышлял, порвал со светской жизнью и осел в своей Кобылинке меж Тулой и Орлом. От душевной смуты спасался трудом: возводил в именьи заводы: винокуренный, свекольный, конный, лесопильный, спиртовой; выписывал из Европы редкие машины, нашел способ прямого получения спирта из бражки и получил от царя медаль: "Пионеру в разведении лесов посадкой". А пьес больше не писал. Для кого? Две последние цензура не пускала. Переводил Гегеля и вел личную борьбу... со смертью. 

 

"Со смертью и старостью я спорил трижды: пьесой "Смерть Тарелкина", личной гигиеной и здоровым образом жизни, а также своим философским «Учением Всемир», в котором обоснована и путем математических исчислений доказана возможность перехода человечества, благодаря развитию, в другое качество, качество бессмертия". Сухово-Кобылин 

 

- Ну, ты его допрашивал? - Упражнялся... Сначала вертелся - а потом и сознался. Умер, говорит, а теперь опять живу. Потом опять говорит - умереть рад, но не могу. Наконец, показал, что их целая шайка - Стало, заговор? - Хватать надо - Скоро едешь. - Сам арестант показывает: целая, говорит, партия - будто и генерал Варравин тоже из оборотней. Был, говорит, змеею. Жало при себе имеет и яд жесточайшей силы. Вы его освидетельствуйте, генерала-то. Ну что ж? Будем свидетельствовать! Всю Россию потребуем. - Что ты, что ты! - Я-а-а теперь такого мнения, что все наше отечество это целая стая волков, змей и зайцев, которые вдруг обратились в людей, и я всякого подозреваю; а потому следует постановить правилом - всякого подвергать аресту. Да-с. Правительству вкатить предложение: так, мол, и так, учинить в отечестве поверку всех лиц: кто они таковы? Откуда? Не оборачивались ли? Нет ли при них жал или ядов. Нет ли таких, которые живут, а собственно уже умерли, или таких, которые умерли, а между тем в противность закону живут. 

 

Вот так пошла б ловля! распаляется Расплюев, с одних купцов что можно взять! В пьесе Дело живые люди ещё борются с упырями «Нет у вас Правды! обличает Муромский, суды ваши Пилатова расправа, хуже Иудейского! Смерть Тарекина сущий ад: положительных персонажей нет, одни демоны. В богословском труде АВ говорит о пути человечества от низшей ступени развития к Божьей общине. В Свадьбе, Деле и Тарелкине - показывает обратный путь. 

 

- Справедливо вы давеча в вашей речи упомянули, что душа-то бессмертна. Бессмертна... сударь, - бессмертна... Ну, если бы таперь душа да еще кушать попросила, так что б это было. Ложись да умирай. - Точно. - Нет, вот стакан. Эх ты, валяй, гуляй, душа-девица. 

 

Это обращение к душе, ешь, пей, веселись, из Притчи о безумном богаче. Но Бог сказал: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Вот, так собирать сокровища для себя, а не в Бога богатеть. И что будет с бедной богатой Россией? Сын Человеческий, придя, найдёт ли веру? 

   

"Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пьесе! Все до единого сог- ласны, что этакого города нет во всей России. Ну, а что, если это наш же душевный гор. и сидит он у всякого из нас? Взглянем - хоть сколько-нибудь - на себя глазами Того, Кто позовёт на очную ставку всех людей, перед которыми и наилучшие из нас, не позабудьте этого - потупят от стыда в землю глаза свои, да и посмотрим, достанет ли у кого-нибудь из нас тогда духу спросить: «Да разве у меня рожа крива?" Николай Васильевич Гоголь 

 

Тяжба с пьесой Дело тянулась почти в три раза дольше, чем само дело Сухово- Кобылина. Несмотря на все его старания её поставили лишь через 20 лет после написания, да и то в измененном виде. А Смерть Тарелкина ждала еще больше. В имении Александра Василича случился страшный пожар, и сгорели переводы из Гегеля, и философские труды. Он собрался за границу со своей единственной дочерью, Луизой, она к тому времени сама потеряла мужа и дочь; и вдруг узнал, что Суворин, наверно, чтоб поддержать старика, ухитрился преодолеть цензуру и выпустить Тарелкина на сцену. "Положительно могу сказать, что я ушам своим не верил! Едва верю, что это реальность, что пиеса, которая валялась в кабинете 32 года, действительно увидит этот столько желанный ламповый свет"; на волне успеха в Суворинском театре вышла вся трилогия. Говорят, Александр Василич принял позднее признание, как должное: он-то знал, какой оно досталось ценой.