top of page

РОЛАН БЫКОВ

Мысль о том, что добро должно быть с кулаками, - демагогический перевертыш. Сила добра в самом добре, победа добра не в подавлении, не в уничтожении, не в захвате. Тут иной способ победы, добро побеждает тогда, когда оно остается добром: в этом и есть его победа. Парад победы добра невозможен. Добро - это солнце нашей духовной жизни, оно дает жизнь, оно согревает. Оно вовсе не борется со льдом - лед тает от солнечных лучей, ибо он есть холод и не существует в достаточных лучах солнца. Христос простил людям своё распятие (как моя Лена Бессольцева), Христос исцелял и учил жить. 

Ролан Быков. Из размышлений над фильмом «Чучело»

«БИБЛЕЙСКИЙ СЮЖЕТ».

Ролан Быков. "Чучело"

Автор Дмитрий Менделеев. Режиссёр Мария Вилкасте

Оператор Виктор Бормотов. Директор Дмитрий Офицеров

Музыка и сведение: Вера Кундрюцкова, Александр Кундрюцков 

Текст читает Всеволод Кузнецов. Студия Неофит 30.04.2016

Из воспоминаний Елены Всеволодовны Санаевой. "Ролан был в поиске материала для новой картины. После семи лет вынужденного простоя трудно найти то, что грело бы душу. Однажды к нам зашел Савва Кулиш и принес книгу: «Прочтите, ребята, кажется, то, что вам нужно». Повесть была написана его родственником, Железниковым, мы "напряглись". Я начала читать первая, потом в туалете читал мой сын, потому что уже было поздно, а он не мог остановиться. Обрыдавшись над историей Лены Бессольцевой, я сказала: «По-моему, это то, что ты ищешь». В пять утра свет еще горел. Книжка полетела в потолок. «Что, будешь ставить? - А куда денешься». Окончательно проснувшись от этого ответа, я поняла, что не будет силы, которая сможет его остановить в желании снимать фильм «Чучело». 

"Хочу ставить Чучело! Это будет фильм, который всеми своими возможностями, какие только бывают, обрушится на проблему, именуемую в быту детская жестокость. Но это не о ней (для меня). В духовном плане - разговор о «гидре коллектива», правда которого чаще всего безнравственна. В самом зародыше, самой игре во всевластие, самом посыле интересы коллектива превыше всего. Чучело - Идиот, она Донья Кихот, но и не то. Ведь это о Любви. Она не ищет мельниц и не живет ради высокого помысла, она не ради, она естественно такова; она даже не ведает, кто она внутренне, кто внешне; она сама являет собой ценность, редкость, искренность". Ролан Быков. 1 декабря 1981 года 

«Все слова верные, пишет Ролан Антоныч, но ничего не дают, они бесплодны. Надо раскатиться хотя б на заявку. Попробуем с другого боку! В класс приходит новенькая. Нескладная, некрасивая, дефектная. Чучело! Она как бы создана для роли «козла отпущения». Но драматургия складывается в следующем движении сюжета, она проистекает от характера девочки - она чиста и незлобива. Она еще не ведает горечи насмешки над собой и воспринимает насмешку простодушно - как веселье всех, предложенное и ей тоже". 

Внучка Заплаточника - конечно, внучка Акакия Акакича. Он долго ждал этой картины и, кажется, собрал в ней всё самое дорогое. Когда его везли из роддома, звучал военный оркестр и мама сказала: «наш сын будет замечательный человек - в честь него играет музыка». В Чучеле эта музыка будет прощальной. 

 

"В образе старого интеллигента столько света, столько любви и муки, столько ушедшего безвозвратно, что он уже не перспектива, а поминки по всему этому. Он и умереть может. Финал без её, девочки, смерти, о которой я все время думаю, слишком вял и беспомощен Вещи в целом не хватает величия трагедии. Она свято проста. Подходит к герою класса и выражает желание сидеть с ним. Это бесшумная бомба. Новенькая, чучело, и вдруг такой поворот! Ой, что будет? Элементы комического в этой драме будут очень сильны. Дурнушка думает, что первый красавец для нее - это с одной стороны, а класс, который "зачислил" её в клоуны, вместо клоуна получил героя, вместо аутсайдера - духовного лидера. 

Если не дадут убить её, может быть умереть деду? Он - наша уходящая духовность, он и умер, не выдержал. Но ведь не дадут, не дадут, не дадут! Надо все сделать, чтоб ужас этой обыкновенной жестокости потряс зал. Именно потряс! Надо зрителю душу вывернуть - ведь и Акакий умер, и Джульетта! Что Шекспир без своих смертей!?" Ролан Быков

Из дневника Ролана Антоновича: "Выплеснуть боль хочется, очень больно жить, очень! «Чучело» - и моя жизнь, и мое прекраснодушие, и травля меня со всей её бессмысленностью! Придумать бы что-то вроде погрома с бегущими фигурами с битьем стекол, с летящими из перин и подушек перьями. Но главная «проволока плена» боль души! Можно закабалить без проволоки, без вышек и часовых, не в тюрьму всех и в лагерь, а эти законы - в жизнь, тогда и решетки не нужны". 

   Санаева пишет, он сам начинал чувствовать себя «чучелом»: «На Мосфильме и при утверждении в Госкино все возражали против сожжения чучела. Это пугало в написанном виде, а тут широкий экран! Масштаб! Быков настаивал: «Без этой сцены снимать не буду». Ему уступили - пусть снимает пока, потом разберемся. Итак, 2,5 месяца натуры и 2,5 в павильонах. Пролетело это замечательное время мгновенно. А дальше счастье кончилось и началась Голгофа». 

 

Бездарности слепая страсть,

Гнилое тайное горенье,

Бездумья низкое стремленье:

Любая - лишь бы только власть!

Она испытывает зуд,

Стремясь возвыситься над прочим,

О Боже! Вот он, Страшный суд,

Который Ты нам всем пророчил!

Ролан Быков 

"Если бы не эти стихи, пишет Елена Всеволодовна, которые помогали выжить, собраться, найти в себе мужество противостоять Студии, Госкино, Быков, наверно, получил бы обширный инфаркт. Он его получил, но позже". 

В свое время, как в детской литературе, где писатель мог найти отдушину, кое-что можно было себе позволить и в детском кино. "В фильмах для детей о взрослых, о которых я мечтаю, должна быть дистанция времени - так писались когда-то жития святых. А они писались не только о победоносцах, но и о великомучениках. А уж Церковь точно знала, кого она хочет воспитать. 

   Искусство убивает мещанина! писал Герцен. Сегодня мещанин убивает искусство, его позиция кажется ему основополагающей, свои амбиции он подымает чуть не до чувства национальной гордости; мир мещанина вертится вокруг нападения на все высокое - на высокую мораль, на нравственность, на высокую любовь. Интеллигентно они говорят - идеализм, а попросту - дурак или чудак". Ролан Быков 

В "Телеграмме" Никулин поёт песню Мефистофеля, которая заканчивается так: "От блох не стало мочи, не стало и житья. И тронуть-то боятся, не то чтобы их бить, А мы, кто стал кусаться, тотчас давай душить". Номенклатура не любила, конечно, таких намеков... Из "Телеграммы" этот "опасный" персонаж - чудак, клоун, юродивый... - перешел в "Чучело". 

 

"В конце фильма сцена в классе. Он долго молчит, потом вдруг подходит к Мироновой и долго смотрит: «Ты - Миронова», потом к Шмаковой, к Вальке, к Димке - он всех узнал. Что есть его отъезд? Уход? Он отдал городу самое дорогое. Сделал все, что мог... Нет больше Бессольцевых. Ушло. Не вернется сюда это. Кончено. Будет что-то иное. Новое. Какое? Увидим. Но те, на которых мир держался, уходят. Мир сегодня держится не на них. Это моя боль. Это боль всех!" Ролан Быков 

Из дневника Ролана Быкова: «Я в больнице. Приехал директор, сказал, что картину хотят консервировать и что такого он не помнит. Из больницы надо выходить здоровым, надо запастись снотворным и транквилизаторами». Это конец мая 83. "В июле, пишет Елена Всеволодовна, Быков начал готовиться к серьезному бою за «Чучело», ибо началось серьезное удушение картины. Надо было искать единомышленников. Для себя он решил, пусть положат на полку, как "Комиссара" или "Проверку на дорогах" - придёт черёд!" "Важно торговаться за поправки, сцены, собирать силы. Заинтересованные организации: Академия педнаук. идеологические отделы МВД, КГБ, политуправление, минпрос, ЦК комсомола, ЦК партии, союз писателей. большой худсовет студии, Госкино (Баталов, Соловьев, Хуциев и К°)". Это список из его тетради, которая была похожа тогда на командирский планшет. 

Август. Директор Мосфильма уехал в Италию. Сергей Михалков посоветовал: собери кампанию. И он собрал: "Вчера картину смотрели министр просвещения, президент Академии педнаук, секретари комсомола. Я очень волновался. Такого на студии еще не было, особо запомнилась растерянность охраны, к-да приехал правительственный ЗИЛ. Гениально повел себя Михалков, они обещали помочь. Предадут или помогут? Впереди была сдача объединению, людям, которым, как мне казалось, не осталось ничего человеческого". Одной приёмщице он посвятил пару строк:

 

Веселенькой бабульке все было нипочем!

Веселая бабулька служила палачом,

Хоть палачей видали эпохи и века,

Такой лихой бабульки не видели пока.

 

«Два дня, пишет Быков, студия обрабатывала всех поодиночке и всех вместе, чтобы картину не стали принимать, но картина понравилась, объединение её приняло. Все говорили проникновенно, чуть не плакали, я был тронут до глубины души. Это эти люди? Все это было бунтом, все были взволнованы и радовались собственной смелости. Загадочным оставался руководитель. Крутился, пытался протащить крупные сокращения, но у него не удалось. Так или иначе картина стала проявлять волю, она становится на ноги, хотя работы еще хватает". Из дневника Ролана Быкова 

Но это был не конец: помимо придирок творческих, технических, руководству очень не нравилось звучание в фильме музыки Губайдулиной, а главное - от него по прежнему требовали убрать сцену костра в поруганном храме - она слишком напоминала Голгофу. 

Мне одиночество награда,

Мне ничего от Вас не надо,


Я все разрушу и сожгу -

Но без любви я не могу!

Ролан Быков 

 

Создавая притчу о девочке, которая берет на себя вину любимого человека, идет на крест, чтобы спасти и потом прощает своих палачей и его, предавшего, Ролан Антоныч говорил о Божественном сотворении мира с академиком Раушенбахом. Позже узнал отца Александра Меня: «То, что он говорил о Мире и Боге, пишет Елена Всеволодовна, нас, искалеченных атеизмом, взволновало до глубины души. Быков рвался к божественному в искусстве, чувствуя себя проводником его». Вот, строки, которые он посвятил ей, и, как говорила Цветаева, поверх голов - Богу. 

Ничего не прошу, я прошу у Тебя только ясности,


Я хотел бы без фальши прожить свой оставшийся срок,

Я весьма сомневаюсь в своей абсолютной прекрасности,

Но каков бы я ни был, я, так же, как Ты, одинок.


 

Мы бываем с Тобой и чужими, и искренне близкими,

Может, маятник этот и есть средь людей маета,


И высокие мысли бродят рядышком с самыми низкими,

И за проблеском чувства лишь привычка и суета.

 

Может, это и так, только все-таки как ни убийственны

Эти смены сомнений и веры, а правда проста.


Без Тебя не нужны ни победы, ни слава, ни истины,


Без Тебя даже самая полная чаша пуста.

Ролан Быков 

Одна из последних битв с директором студии: «В монтажную никто ко мне не войдет; а если кто-то войдет, убью и говорю заранее чем: монтажным прессом». Мосфильм и Госкино тоже можно было понять: член Политбюро Гришин сказал «Не хотел бы я, чтобы картину увидел мой внук». Пришлось писать Андропову. И Андропов, из больницы, передал: "Надо помочь Быкову". Но скоро его не стало. «Что будет с картиной? Ведь эти бандюги и отстранят, и своими ножницами все сами сделают. Какая тоска! Какое одиночество!" 

 

Я, видно, болен не на шутку,

Я, видно, спятил наконец,

Мучения надел венец,

А дело-то на самокрутку.

Перекурить бы это всё,

Покрыть бы трехэтажным матом,

И встать в свой ряд опять солдатом,

А я уперся, как осёл.

Ну, не осилил я, не смог!

Ну, не сумел! Подохнуть, значит?

Нет, встану! Встану - видит Бог!

И ничего, что чуть поплачу...

Ролан Быков

Только в сентябре 1984-го он смог написать в дневнике: "Завтра премьера в России! Давай, моя хорошая! Моя дорогая! Драгоценная! Давай, родное моё «Чучело», - вывози!" 

bottom of page