У Александра Яковлевича Аскольдова комиссаром был отец... Герой Гражданской войны, директор завода «Большевик», одного из крупнейших в Киеве. В 37 году его забрали прямо из больницы, где он лечил старые раны, и увезли на Лубянку, в Москву, где и расстреляли. Потом пришли за мамой. Когда её уводили, ночью, он услышал, как старший сказал конвоиру: оформишь её и обратно за мальцом. Саше было пять, он не умел ещё завязывать шнурки, и дверь открывать не умел. Он трогательно рассказывает об этом: как вдруг всё получилось, когда он понял, что надо бежать: ботиночки зашнуровались и стульчик он догадался приставить к двери и вспомнил, как они весело ходили в гости к папиным друзьям, которые жили рядом, и пошел. Это была многодетная еврейская семья, они всё поняли, и и расплакались, схватили; никто из соседей не донёс; а потом сумели отправить бабушке, в Москву. Он искал их после, но следы терялись где-то в Бабьем Яру...

 

«Очевидно, они погибли, эти люди, приютившие меня, и я думаю, что эта благодарность, которая жила во мне все эти годы к этой семье, и была, в какой-то степени, импульсом, который тоже повлиял на рождение картины, которая стала фильмом «Комиссар». 

   Бабка моя - простая деревенская женщина, очень умная, очень жёсткая, её девичья фамилия Богородицкая; она ходила в монастырь, ухаживала за очень больной женщиной, которую звали у нас игуменьей... Работала бабка в депо, у Новодевичьего, ночной уборщицей трамваев, а подрабатывала стиркой. Через три года выпустили маму; устроиться было почти невозможно, но она была мужественным, человеком, добилась - взяли нянечкой, мыть горшки...» Александр Аскольдов

 

Когда началась война, маминого старого друга назначили директором института переливания крови, он смог сделать её своей помощницей. Она развозила кровь по фронтам. И сама сдавала: донору полагался кусочек сахара и кусочек масла... Мамины заслуги помогли сыну врага народа поступить в институт, а после даже стать помощником министра культуры, мама некогда была дружна с Фурцевой...

 

"В какой-то момент, говорит Александр Яковлевич, я почувствовал абсолютную бессмысленность своей работы чиновничей; оттепель завершилась, и я ушёл. И подал наравне со всеми заявление на высшие режиссёрские курсы; это было очень занятно: люди, которых совсем недавно как бы я экзаменовал в своём министерстве, на этот раз экзаменовали меня. Они улыбались, хихикали. Но прошел. Лишь Ромм спросил, не поздно ли. Я сказал: Михал Ильич, наверно, поздно. Но чиновничеством мне больше заниматься невмоготу. Я хочу попробовать что-то сделать...»

Пришло время снимать дипломный фильм. «И вот, как-то на вечеринке, такой, домашней, приятельница моей мамы, весёлая, хохотушка, вдруг говорит: знаете, я вчера прочитала рассказ Гроссмана, там такая история! Коммисарша приходит в еврейскую семью, ей приспело родить, и так далее... И я выполз из-за стола, в другую комнату, почти не отдавая себе отчета, набросал план будущей картины, и ни о чём больше я думать не хотел. Я наивно думал, что я такую сделаю картину, я такое понимаю про жизнь, что завтра, посмотрев этот фильм, люди станут немножечко лучше. Просто многое меня волновало, я видел огромный диссонанс: межэтнических отношений в стране, меня глубоко ранило абсолютное бескультурье в отношении к религии, возмущало приторное изображение в нашем искусстве Гражданской войны. Я считал, что война - предел безнравственности, а гражданская война - это беспредел». Александр Аскольдов.

 

Ролан Быков говорил, что Аскольдов первым показал Гражданскую войну как трагедию. Женщина должна любить, рожать и воспитывать детей, а она убивает. Женский образ - образ Руси; матушки. Его осмысление русского апокалипсиса - это продолжение столбового пути всей русской литературы: недаром он окончил филологический и девять лет помогал Елене Сергеевне разбирать Булгаковский архив... Это и "Петроградская Мадонна" Петрова-Водкина, и, конечно, "кони".

 

«Я увидел этот сон - сон о Комиссаре. Я увидел этих лошадей. Я увидел этих детей. Я не видел, как убивают людей в жизни, и подумал, что же я буду это снимать? Это ж выйдет «киношка». Но я понял, что война, несправедливость, ожесточает. Если она ожесточает ребёнка, что же потом из него вырастет... И вот еврейски погром у меня возник в форме детской игры в погром. Наверное, это аморально - заставлять этих детишек, на минуту, превратиться в зверюшек. Я с большим трудом это снимал. Но результат нравственный - это должно родить такое отвращение к насилию! Которое будет сильнее статей и слов». Александр Аскольдов

 

«Поначалу, рассказывал Ролан Быков, картину многие поддержали, поскольку тема была поддержана в мире, и хотелось хорошего отношения международных кинематографистов... Но 1-й донос, который был написан на картину, был донос нашего консультанта, раввина московской синагоги. Он написал, что собрались антисемиты Шукшин, Мордюкова и Быков и издеваются над образом еврея. Это письмо пришло в комитет партии... страшная паника. И я попросил Аскольдова, чтоб он мне дал поговорить с этим ребе, и спросил: "Что вас не устраивает?" Он говорит: Почему вы играете такого грязного еврея? Что, евреи такие грязные? Я в ответ: Кто вам сказал, что я играю еврея? Что, играя Гамлета, я должен играть датчанина? Я играю отца семерых детей. Время гражданской войны: на каждом углу парикмахер не работает, бани закрыты, мыла нет: откуда он может взяться, такой чистенький? И потом вы же видите только отдельные кадры, кирпичики, а что я сложу из кирпича, какой храм - не представляете...»

 

Они познакомились еще в юности, когда Аскольдов обошёл Быкова на конкурсе чтецов. Потом судьба свела их в Питере, когда Александр Яковлевич, чиновник, отправленный Фурцевой закрыть Быковский спектакль, наоборот защитил его... Сначала Ролан Антоныч отказался играть в Комиссаре. Потом подумал и решил сыграть еврея, которого все не любят, так, чтоб полюбили. Так они и построили роль Ефима Магазаника. Естественно, у него нервный срыв, когда надо отдавать комнату комиссарше. Но узнав, что она ждут ребёнка, он шьёт ей платье, отдаёт тапочки, чинит кроватку. А когда она рожает в муках, молится, как за родную.

   Меняется не только Ефим. Глядя на эту семью, на Марию, их веру и настоящую любовь - он же умывает ей ноги, как Христос апостолам! - Меняется Комиссар. Комиссар становится женщиной и бежит крестить, посвятить своё дитя Богу. «Послушай, как она поёт! Эта кацапка совсем с ума сошла... То он простудится, то у него жар... - как хорошая еврейская мать, одним словом. - А что ты думаешь? Если женщина надевает кожаные штаны, от этого она становится мужчиной…»

 

«Для того, чтоб снять сцену «Проход обречённых» нужна была массовка. Где же мне взять столько евреев? Рассказывает А.Я. По совету опутанного человека, надел кепку и пошел к местному раввину. Он меня выслушал и говорит: «Я своё отсидел, ещё за вашу картину сидеть я не хочу, и не могу подставить людей, они мне верят». У меня отчаянье. Пишу письмо секретарю ЦК партии Украины, тов. Скобе: "Я снимаю фильм о революции, о простых людях, о евреях... Помогите!" Что вы думаете? из обкома приехал инструктор, команда была дана, меня только спрашивали, и детей приводить? и детей! А когда массовка та была готова, и мы должны были уже начинать, человек со скрипкой сказал: товарищ Мордюкова, у меня к вам слово. Мы не станем сниматься, потому что над нами будут смеяться потом евреи. Мордюкова говорит: Мы такую картину снимаем, а вы трусите! Эх вы, евреи! Он удалился; кружочек, посовещались; он сказал: товарищ режиссёр, мы будем сниматься. Только ваш фильм никогда не выйдет. Я сказал: выйдет!»

  

Когда Александра Яковлевича спрашивают, о чём этот фильм, он всегда отвечает: о Любви; к женщине, к детям, к ближнему и о той, самой большой, про которую Господь говорит в Евангелии: как если кто положит душу свою за друзей своих. Клавдия Вавилова, понимая, чем рискуют полюбившие её люди, как бы провидя их будущее, идёт за них сражаться. Зная, что - на верную смерть.

 

«Больней всего было то, говорит Аскольдов, что первыми стали убивать картину не партийные работники, не КГБ, а братья-художники. На студии был просмотр, фильм не приняли. Его выгнали с работы за профессиональную непригодность! «Топот и свист до сих пор у меня в ушах». Потом его обвинили в растрате казённых денег. Были разбирательства. Запросто могли могли посадить... Сочувствующие говорили: убери сцену холокоста, и от тебя отстанут. Он пожертвовал собой.

   Когда наступил момент полного отчаяния - картину смывали, уничтожали весь рабочий материал, он стал писать письма Суслову - прося всесильного идеолога партии сохранить хотя бы одну копию. И Суслов сохранил.

   «Самым тяжелым был 86-й год. Когда уже бушевала Перестройка. Когда прошел V съезд кинематографистов и снимались с полок долго лежавшие на них картины... А по поводу фильма «Комиссар» собралась коллегия Госкино, закрытая, где мои коллеги... закопали «Комиссара» в землю. И я оказался в полной изоляции. 

   Был в июле 87 года фестиваль Московский, рассказывает А.. В рамках этого форума была пресс-конференция. И в ответ на вопрос бразильского журналиста - все ли лежавшие на полке картины уже выпущены на экран? - прозвучало: все. Что-то меня возмутило, что-то иррациональное подняло, подошел к президиуму и сказал: "20 лет назад я снял картину, антивоенную, картину о раковой опухоли человечества - о шовинизме. Я не знаю, хорошая она или плохая. Но я вложил в неё все свои силы и умение. Я прошу вас, посмотрите и скажите - жива она или мертва". Горбачёв на следующий день принимал знаменитого писателя Маркеса - а на этом моём демарше присутствовали Де Ниро, Маркес, Ванесса Редгрейв... - и Маркес, очевидно рассказал Горбачёву, что произошло. Была дана команда, и 11 июля, в том же самом Белом зале дома Кино, где меня исключали из партии и мордовали, показали «Комиссара». Реакция публики была потрясающая. Быков плакал, и всем гостям захотелось узнать побольше о судьбе картины, и в общем, этот просмотр решил её судьбу - «Комиссар» вырвался на свободу». Александр Аскольдов